Искусство

Боль бытия

"ФАНДО И ЛИС" Фернандо Аррабаля в постановке Людмилы Рошкован в театре-студии "Человек", что в Скатертном переулке

Валерия Шишкина (12/07/04)

Моисей не дошёл до Ханаана не потому, что его жизнь была слишком короткой, а потому, что она человеческая жизнь.
Ф. Кафка

Не заключается ли величие жизни человеческой целиком и полностью в попытке преодоления её великой тщетности? Боль, происходящая из этой тщетности — вот предмет пьесы Фернандо Аррабаля "Фандо и Лис", написанной им почти полвека назад. Впервые она поставлена у нас в театре-студии "Человек", что в Скатертном переулке, заслуженным деятелем искусств России, режиссёром Людмилой Рошкован.

Боль бытия ищет утоления. В любви, конечно, в первую очередь. Но и в жестокости. Боль о тщетности полного единения с близким человеком, о тщетности обретения себя в другом часто именно в жестокости пытается найти выход. Одному больно — и близкому непременно будет ад по самую макушку в ловушке созависимости. "Колёса любви,— это знала Ева, это знал Адам,— едут прямо по нам..."

Признательна Сергею Летову, который порекомендовал мне посмотреть этот спектакль, хотя он и печальный, и нет в нём утешения, но есть, наверное, осознание необходимости смирения перед неутешностью и — прекрасный театр.

Фернандо Аррабаль, испанец по происхождению — один из известных современных французских писателей, автор более двадцати томов произведений. В советское время на русском не издавался. Его начали переводить недавно: издательство "Текст" выпустило две вещи — "Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата, или Как лилия в шипах" и "Мадонну". Людмила Рошкован поставила его "Молитву" в 1993 году.

Аррабаль — один из основателей "панического театра". В названии жанра использовано имя древнегреческого божества Пана, с которым связаны праздничные ритуально-театральные шествия. Не паника как истерический страх, но — как "способ быть, управляемый смятением, юмором, ужасом, случаем и эйфорией". Считается, что самой иллюстративной вещью в этом жанре является его "Архитектор". "Фандо и Лис", однако, не менее репрезентативна и исследует с помощью арсенала всевозможных "панических" средств на философском и художественном уровнях человека страдающего, иррационального, инстинктивного, в перманентной тоске о счастье, которое, будто бы, отдельно от него пребывает в специальном месте. Драматург по-снайперски точно попадает в скрытые тайны взаимозависимости двух страдающих и любящих людей. При этом "орхидеи извращённого воображения" Аррабаля, выражаясь словами М. Кундеры о нём, цветут, и зритель то и дело переживает то шок, то душевное смятение.

Тар — место, куда нельзя человеку не стремиться — тупо, методично двигаться в его направлении, вымещая свою боль на близком, лупцуя до смерти слабого и любящего.

НАМУР. Разве вы можете прекратить попытки добраться в Тар?
ФАНДО (стесняется). Нет.
НАМУР. Видите? Вы всегда будете пытаться. (...)

Тар — локус, созданный Аррабалем, оперирующим архетипами не первой свежести,— им и подобает быть таковыми — это символ великой тщетности — непреодолимой и мучительной неполноты человеческого бытия, когда счастливым можно быть лишь там, где нас нет — в Таре Аррабаля, Изумрудном Городе Баума, граде Китеже (тщета для целого народа) или других локусах человеческих иллюзий, а также с кем-то, кто не парализован, или не увечен каким-то иным манером — с тем идеальным, кто создан, чтобы отвечать на запросы нашей пустоты и боли.

Трудно не идентифицироваться сразу с обоими страдающими героями: Лис парализована — могла быть обузой любого другого плана — даже просто разлюбленной. Фандо любит её, но он устал, и ярость его находит выход по любому поводу... О том, что жить больно, мы и сами знаем, но актёры играют это так, что никаких сомнений не остается — мы не первые и не последние, кто чувствует на этой земле, и это, несомненно, утешает с силой и свежестью, прямо пропорциональной талантливости ансамбля.

О театре Людмилы Рошкован писать очень трудно. Невозможно. Вроде той собаки, которая знает, а выразить не может, я чуть было не сдалась и не бросила эту затею, но ведь, обещала, что напишу, и вот пишу невозможное. После спектакля душа чётко знает о чём-то весомом, о каком-то очень важном для себя новом открытии, которое, однако, с трудом находит выход в словах. Возможно, это глубокое и серьёзное осознание себя — страдающего и конечного, которое Людмила Романовна со своим ансамблем строит не столько на сцене, сколько в душе зрителя. Все три хронотопа драмы абсурда жизни человеческой (топографический, психологический и метафизический) протекают не на сцене — в самих зрителях. Ухватить тайну искусства, каким образом ощущение серьёзного, целостного и значимого возникает в душе, трудно. Может быть, в этом и заключается секрет театра Людмилы Рошкован — подействовать на зрителя изнутри так, чтобы он не понял, что такое с ним произошло, но до предела растормошив все его интуиции. Абсурдистская эстетика способна воздействовать поверх сюжета. Изречение Камю о том, что автор "неизбежно говорит больше, чем хотел", применимо к этой эстетике — она атакует летаргию и будит спящие интуиции. Спектакль — удачное подтверждение истины о том, что искусство — средство познания человеком самого себя.

Небольшой зал в Скатертном переулке с маленькой сценой в центре, где небольшое количество зрителей располагаются на расстоянии протянутой руки от актёров, наверное, легче наэлектризовать, благодаря чуть ли не шокирующей физической близости всех собравшихся, но эта же близость, подобно увеличительному стеклу, способна выявить фальшь самого незначительного порядка. Пространство диктует свою собственную эстетику, и Л. Рошкован — нет никаких сомнений в адекватности этого мнения — виртуозно решает пространственные задачи. Всё оптимально и потому абсолютно значимо. Спектакль поставлен и сыгран, как танец, в котором нет лишних движений — каждая поза и каждый жест оправданы. Усиление художественного эффекта во многом обусловлено и этим — минимализмом сценического оформления, пластикой, лаконизмом движений. Замечательное по уровню свободы владение телом Сергея Качанова (Фандо), способность его голоса передать то пугающее иррациональное, что есть в человеке, в сочетании с интонационным богатством и всевозможной выразительностью Милены Цховреба (Лис) делают этот мощный актёрский дуэт навсегда запоминающимся.

Милена Цховреба. Запомните имя. Увидев актрису на сцене, уже никогда не забудете её. Недаром сам Ф. Аррабаль, побывавший на премьере спектакля, нашёл, что она в роли Лис лучше, чем Изабель Аджани. Грустно мне писать здесь, что московское бытование Милены не только нельзя сравнить с таковым известной французской актрисы, но и просто любой другой женщины, у которой элементарно есть паспорт. Многие годы мучений Милены без гражданства, грузинского или российского, возможно, зачтутся ей когда-нибудь Тем, кто ведёт учёт испытаниям, но пока одна мысль о том, что красивый, талантливый и трудолюбивый человек должен годами страдать из-за тупости и алчности бюрократов, вызывает болезненный приступ негодования.

Несколько слов из истории театра-студии "Человек" под руководством Л. Рошкован. Он начался в 1974 году со студии в Институте Связи. Людмила Романовна организует её, ведёт, и целый ряд её учеников становится известными деятелями театра. Само по себе — огромное достижение. Но этого мало — спектакли студии становятся явлением в искусстве русского театрального авангарда. По тем временам это равнозначно приговору. Были запрещены для публичного исполнения "Владимир Маяковский", "В открытом море" и "Эмигранты" С. Мрожека, "Картотека" Т. Ружевича, "Реквием для губной гармошки" Н. Ветемаа. Театр становится подпольным. В 1985 году политические перемены позволили театру работать открыто, он стал признанным — даже получил маленькое помещение в Скатертном — бывшую конюшню. Это было время подъёма, который через несколько лет сменился упадком и деградацией — имеются в виду условия существования театра в холодном помещении, без репетиционного зала, вообще, можно сказать, без помещений — в гримёрной умещается лишь гладильная доска. Подробнее об истории театра и трудностях, переживаемых им можно прочитать в этом интервью. Оно взято у Людмилы Рошкован летом 2001 года, когда театру исполнилось 25 лет.

По мнению Кристофа Фетрие, французского режиссёра, с которым мне довелось побеседовать, Людмила Рошкован — человек строгий, требовательный и — бесконечно добрый. Кристоф Фетрие поставил в "Человеке" пьесу "Между нами" (или "Entre nous"). Кроме этого, привлечённые эстетикой и темой театра, в "Человеке" шли спектакли поляка Тадеуша Брадецкого, австрийца Ладислава Поважая, шведки Марии Фрид.

Театр-студия "Человек" известен среди деятелей мирового театра, но от признания и известности легче ему не стало. Тематика театра, по словам Людмилы Рошкован,— "не тот человек, который звучит гордо. А тот, что мучается". Абсурд и боль бытия... Рекомендую.

Последние публикации:

Все публикации